Пытки и насилие в 2020 — история Игоря

28 лет, фрилансер. «Я для себя решил, что лучше выйду и получу по голове, чем буду потом стыдиться, что сидел дома»

Если бы Игорь (имя изменено) знал заранее, что после первого же задержания на него заведут уголовное дело, он все равно вышел бы на улицу. Задержали парня на одном из воскресных маршей. По сравнению с августовскими Игорь называет свою историю «лайтовой», только вот колени после стояния в скрюченном положении до сих пор досаждают. Только в теме прав человека не бывает ничего «лайтового»: почему в принципе человек должен был ни за что потерять 13 суток своей жизни на Окрестина?

– Я понимал, что в любом случае кто-то пойдет протестовать. И для себя давно решил: лучше выйду и получу по голове один раз, чем буду потом всю жизнь стыдиться, что сидел дома. Но я не знал, что столько людей вокруг против всего этого. Жаль, сейчас риски стали просто космическими и что дальше будет, непонятно. Но я верю, что все будет хорошо.

Августовский Минск Игорь видел очень разным. Взрывающимся, расстрелянным, убегающим и наполненным людьми. Задержали Игоря на одном из воскресных маршей в центре города. В какой-то момент колонна людей уперлась в кордон силовиков. Часть людского потока двинулась в обход через дворы и парковки. Игорь пошел тоже.

– Силовики как увидели, что люди им заходят за спину, начали перекрывать соседнюю улицу. Часть людей подошла к ним вплотную. Я понял, что делать тут нечего, и мы с ребятами начали отходить. В этот момент расступилась шеренга силовиков и на высокой скорости в толпу въехали четыре, может, пять микроавтобусов. Все кинулись врассыпную. С одной стороны – шеренга силовиков, с другой – забор, сзади – высокий парапет. Началась паника. Из микроавтобусов вылезли силовики, стали всех подряд хватать. В первую очередь тех, кто с флагами. У меня на шее был завязан флаг. Меня одного из первых схватили. Я пытался как-то сигануть в сторону, но получил удар в лицо сразу, растерялся. Бегом «ласточкой» Игоря повели в бус.

– По-моему, перед бусом меня еще ударили коленом в грудь и закинули на пол. Разговаривали грубо, с матами. Велели лечь между сиденьями на колени, голову вниз, руки за голову. Я повиновался. И когда я так сделал, мне по спине минимум три раза водитель газели сильно ударил дубинкой либо каким-то предметом с криками: «Какого хрена тебе дома не сидится!» Потребовал телефон, я отдал. И буквально через секунд десять – я не видел, я слышал – закидывают людей: женщин, мужчин. Многие просили, чтобы их не били – я слышал глухие удары. Меня уже не били, но закидывали сверху людей. То есть они на мне сидели.

«Стоять на коленях – это реальная мука. У меня до сих пор колени не прошли и вряд ли пройдут»

По дороге Игорь сам снял с руки белый браслет, на котором дома дорисовал красную полосу, и оставил на полу. Что стало с его флагом, он не знает. Когда бус заполнился, людей куда-то повезли. Буквально десять минут – и пересадка в автозак.

– Нельзя было поднимать голову, иначе били. Когда меня вывели, я увидел шеренгу людей, в разной форме и в гражданском. Милиции вообще не видел. Там все были в масках. Вот они выстроили коридор и подсрачниками направляли.

«Стакан» без окна в автозаке был рассчитан на одного, но к Игорю подсадили еще мужчину и парня, отца и сына. Воздуха, конечно, было мало, но терпимо. Следующая остановка – РУВД. Об этом люди узнали уже потом, по дороге, естественно, никто не счел нужным сообщить, куда их везут.

– Людей выводили, велели назвать свое имя, фамилию, место работы, с кем проживаешь. Потом меня вывели тоже. Еще в самом МАЗе стоял человек с маленькой камерой, похожей на экшн GoPro.

Люди сортировали людей

Во дворе задержанных снова встречали две шеренги силовиков – в милицейской форме, но больше в штатском: «Туда беги! Не смотри!» Задержанных отправляли в гараж, похожий на ангар.

– Люди там стояли на коленях, упираясь лбом в бетон, руки за спиной. Мне показали место, потребовали сделать также. И все вещи из карманов положить рядом. У меня с детства проблемы с коленями. И в такой позе стоять – это была мука реально. У меня до сих пор колени не прошли и вряд ли пройдут уже.

Игорь не поднимал голову, не пытался посмотреть по сторонам. Потому что тех, кто поднимал глаза, задавал вопросы, били. Девушек в коленопреклоненных позах парень не видел. Подозревает, что их посадили недалеко на стулья.

– Рядом со мной парень минут 20 стонал. Наконец кто-то к нему подошел, и он объяснил, что у него грыжа позвоночника и ему очень больно в такой позе стоять. Разрешили позу изменить. Слышал много очень неприятных вещей. Например, этого отца, с которым я ехал в одном «стакане», силовики жестко морально прессовали: «Какого хрена ты взял сына с собой? Если тебе терять нечего, что ты ему жизнь портишь? Сейчас вам всем по 9 лет дадим. Какой ты мудак…» И все такое. Там через слово мат, даже когда эти личности между собой общаются. Разговор сводился к тому, что ты недостойный плохой человек, ты уже столько сделал, что тебе светит огромный срок, и ты ничего с этим поделать не можешь, все будет только хуже, поэтому терпи, молчи и страдай.

«Там через слово мат, даже когда эти личности между собой общаются»

Так Игорь просидел-пролежал на бетоне около часа. Параллельно силовики (Игорь точно разглядел ГУБОПиК, ОМОН и милиционеров) сортировали людей. Команды отдавал ГУБОПиК.

– Они сделали несколько шеренг из задержанных. И в зависимости от того, в какой ты шеренге, у тебя была разная судьба. Меня подняли за шкирку. На меня смотрели двое в штатском и в масках. И я почти уверен, что один – из тех, кто бил окна в O’Petit-кафе. Глазами встретился с ними, и тот говорит: «Да, это он, я вспомнил его по майке». И меня кинули в отдельную шеренгу, там было три человека всего.

В этот момент из кучи «конфискованных» телефонов нужно было найти свой. Игорь решил сказать, что его там нет.

– Я постоял на коленях еще минут пятнадцать, дальше кто-то скомандовал сотруднику РУВД, чтобы меня вели на допрос. Он меня жестко поднял и довольно агрессивно начал толкать. Как только мы зашли в здание РУВД, он стал более лояльным, извинился даже. И поинтересовался, почему я хромаю.

Дальше был кабинет уголовного розыска. Из-за стресса момент допроса просто выпал из памяти. Игорь помнит только: признался, что был на марше.

– Он что-то напечатал, показал мне, заставил расписаться. Ну как заставил, сказал: «Расписывайся» – я расписался. Меня этот парень вывел из кабинета и сказал: «Ты че говоришь? Говори, что нигде не участвовал, а то сейчас пришьют какую-нибудь фигню».

На первом этаже снова ожидание. Только уже стоя лицом к стене. Постепенно длинный коридор полностью заполнился людьми. Еще часа два – и в актовый зал, составлять протокол по административному делу.

– Посадили меня к какому-то парню, лет 20 на вид. Он сунул мне бумажку, где написано: я такой-то, участвовал в шествии, выкрикивал то-то – в общем, стандартная тема, там всем такое давали. Я сказал, что ни в чем не участвовал, подписывать не буду. «Не подпишешь – будет только хуже, напиши, что не согласен с протоколом», – сказал парень. Я написал.

Несмотря на то, что Игорь еще не был осужден, у него взяли отпечатки пальцев рук, стоп и образцы слюны, сфотографировали с разнообразных ракурсов. И бросили в камеру РУВД. Там уже было пять человек, задержанных на пару часов раньше. Кого-то заводили, кого-то выводили, в какой-то момент в камере собралось довольно много людей. Вентиляция не спасала от духоты. Воды, естественно, не было, вместо туалета – бутылка. Около двух ночи прибыл автозак до Окрестина. Игоря опять посадили в «стакан», всего с двумя попутчиками.

Окрестина-хамелеон

– На Окрестина меня не били. И чтобы кого-то другого били, я тоже в тот день не видел и не слышал. Всех поставили в коридоре вдоль стен. Сильно ругались, когда ты делал что-то не то. Например, как оказалось, нельзя стоять напротив входа в камеру. Но тебя-то об этом никто не предупреждал. У них такие забавы – карать за правила, которые не озвучены.

В камеру на четверых Игорь попал уже под утро. Шестым. С еще одним товарищем по несчастью. Двое задержанных накануне уступили новеньким кровати. Утром молодых людей перевели в другую камеру, где у каждого уже была своя койка. На тот момент перенаселения в камерах не было. У каждого был матрац и постельные принадлежности. Даже разрешали спать днем.

Вообще на то, чем занимаются задержанные, не обращали особого внимания, лишь бы не доставляли хлопот. Исправно раз в три дня отдавали передачи. У задержанных были кроссворды, книги от родных, журналы, в частности «Наша гісторыя», и Игорь много читал. Были две прогулки – по 15 минут по дворику-клетке. Такие условия с трудом ассоциируются с Окрестина, правда?

«Пока я писал черновик жалобы на приговор суда, случилась проверка. Когда я зашел назад, черновик исчез»

Но и тогда у сотрудников Окрестина были свои «развлечения»: каждое утро людей выводили на построение, ощупывали, а в это время их камеру переворачивали с ног на голову. Пытались морально давить.

– Было прямо слышно, как вертухаи пытаются сделать грубый голос, фальшивый, чтобы на тебя какое-то впечатление произвести, но этот акцент трасянки… Он думает, что он крутой, а выглядит просто смешно. Я не знаю, какую они жизнь прожили, как их воспитывали, что они так себя ведут.

Понедельник – суд по скайпу. Все по законам жанра: свидетель в балаклаве утверждал, что задерживал Игоря, но место и время не совпадали с реальностью, описывая одежду парня, он тоже ошибся. Итог – 13 суток. Игорь на Окрестина «присутствовал» при многих приговорах – прямо перед их камерой стоял стол, где проходили суды. Один запомнился особенно. Потому что задержанный, убегая от силовиков, попал под машину и сломал ногу. Три дня он сидел со сломанной ногой на Окрестина, пока его наконец-то не отвезли в больницу наложить гипс. Его адвокат нашел видео с камер, где видно ДТП, что полностью опровергало слова свидетелей. Тогда судья решила просто не просматривать эти материалы и не приобщать их к делу.

Сидя на Окрестина, Игорь попытался написать жалобу на приговор. В суд она должна попасть в течение десяти суток.

– Я сначала писал черновик. Не дописал немножко – случилась проверка. Когда я зашел назад, черновик исчез. Потом дописал все-таки на чистовик жалобу и два дня добивался, чтобы ее отправили. В результате отправили, но так чтобы по закону она уже не имела силы.

Но главным на Окрестина было общение. Двое соседей в четырехместной камере чуть ли не каждые сутки менялись. Несмотря на краткое знакомство, с некоторыми сокамерниками Игорь общается до сих пор. Правда, большинство уже – кто в Польше, кто в Украине.

– Со мной был мужчина, который делал то ли натяжные потолки, то ли кухни. Он вышел с инструментом из подъезда – его во дворе прямо забрали, выкинули инструмент, машина осталась открытой. Прямо в рабочей робе отвезли на Окрестина. Еще сидел мужчина – сначала вообще на контакт не шел, я подумал, что он ябатька, если честно. Но потом понял, что у него сильный стресс, немножко сознание из-за этого пострадало. Думаю, ему казалось, что его посадили в камеру с людьми, которые хотят у него что-то вызнать.

У него начались панические атаки. Как-то ночью он кричал в окно свои имя-фамилию, номер камеры и что ему угрожает опасность. Мы пытались его успокоить – никак. Начали в тревожную кнопку звонить – через полчаса пришел вертухай: «Сейчас принесу валерьянки». И ушел насовсем. В общем, мы сами его успокоили и уложили спать. В день, когда меня выпускали, камера набилась – человек десять сидело. Этот мужик начал биться головой о стол со всей силы. Разбил себе голову. В этот момент нас с парнем выводят на освобождение в отдельную камеру. Мы говорим блондинке в охране, что человеку нужна помощь. Я потом узнавал, вроде ему какую-то помощь оказали.

«Еще сидел мужчина – сначала вообще на контакт не шел, я подумал, что он ябатька, если честно. Но потом понял, что у него сильный стресс»

Как-то рано утром Игоря неожиданно вывели из камеры, надели на него наручники и посадили в гражданский автомобиль. Слева и справа – некие представители силовых структур, совсем молодые, «буквально школьники». И совершенно отстраненные. Куда везут? Нет ответа. Игорь оказался в Следственном комитете одного из районов. Там узнал, что он стал подозреваемым по уголовному делу.

Следователь сам спросил про адвоката. Правда, вопрос был формальным, и сразу же последовали уговоры: «Ну, вы понимаете, мы будем звонить в коллегию, ждать, это будет несколько часов. Надо ли вам тут торчать? У меня самого время…» На самом деле дежурный адвокат (кстати, хороший) появился через две минуты. Но условия создали такие, чтобы Игорь не мог пообщаться с защитником конфиденциально. Нет, следователь вышел, но в кабинете оставался конвоир и женщина, похожая на секретаря. Через адвоката парень хотя бы передал сообщение семье.

Четыре-пять часов вне Окрестина Игорь провел в наручниках. Их отстегнули только, чтобы парень мог подписать протокол. Позже на Окрестина к Игорю приезжали двое следователей – пообщаться. Похоже, хотели выведать побольше информации. С этим моральным грузом Игорь и досиживал сутки. Позже следователь по уголовному делу еще пару раз позвонит ему. И – тишина неизвестности.

Тюремная медсестра сказала: «Дышать можешь – значит, ничего тебе не дадим»

Здоровье стало беспокоить Игоря еще с задержания. На Окрестина он даже пытался добиться медпомощи.

– У меня сильно болели ребра, спина, не мог нормально дышать – у меня межпозвоночная грыжа. Меня осмотрела медсестра, вроде как даже зафиксировала на бумаге, что у меня синяки, кровоподтеки. Сказала: «Дышать можешь – значит, ничего тебе не дадим».

Было так больно, что Игорь подумал, не сломаны ли ребра, и после освобождения обратился к врачу. Оказалось, защемило нерв в спине. Но если спина со временем прошла сама, то с коленями, признается Игорь, он боится идти к врачу. Они распухли и доставляют дискомфорт. А вот психика стойко выдержала испытание.

– Когда я приезжал взять справку, что я отбывал арест, там еще волонтеры стояли. Психолог почти заставила меня пообщаться. Сказала: это сейчас тебе все норм, пройдет время, все вылезет. Упражнения мне дала делать. Ну да, на самом деле, через неделю состояние немножко обострилось, но без посторонней помощи все прошло. Знаете, я в первых числах августа был в заварухах, видел, как людей калечат, избивают. Людей буквально убивали. Я лично 9 августа перебинтовывал парню ногу – граната взорвалась рядом, раскромсала ему голень. Когда автозак переехал чувака, у меня земля из-под ног ушла. Я уже понимал, что со мной гораздо легче, чем с другими, и бояться особо нечего. Разве что за семью.

«Я думал, что должно произойти, чтобы я сказал: все, уезжаю. Так ничего и не придумал»

– Психика адаптируется же. В голове я прокручивал всякие жесткие варианты – как-то смирился с этим. Либо уезжать совсем, либо жить с этим тут. С каждым днем все больше и больше людей уезжает. И пугает: кто тут останется? Я даже думал, что должно произойти, чтобы я сказал: все, еду. Так ничего и не придумал. Хочется остаться в своей стране и делать добро. Меня сейчас все больше чувство несправедливости наталкивает на мысль: что важнее, твоя жизнь или жизнь сотен тысяч людей? И можешь ли ты делать больше, чем ты сейчас делаешь?

Как ни парадоксально, Игорь говорит, что август, а позже и 13 суток в неволе сделали его немного счастливее. Потому что начал острее проживать моменты, которые раньше казались обыденными.

– Я потерял наивность и розовые очки. А приобрел… Я стал гордиться тем, что я беларус. Я просто влюбился во всех этих людей, которые были рядом со мной. Много, конечно, отсеялось людей из общения. Не потому что ябатьки, а потому что стараются голову в землю, спрятаться и ничего не делать. Но приобрел тоже много друзей, в которых уверен.

P.S. Заявление в Следственный комитет по поводу избиений Игорь писать отказался.

Автор: Команда проекта Август2020

Иллюстрации: Команда проекта Август2020