Светлана Алексиевич: «Мы имеем дело с русским фашизмом, а Беларусь оккупирована»
Лауреат Нобелевской премии по литературе Светлана Алексиевич рассказала каналу FreeДом о войне, о своей новой книге и о разговорах с путинистами и лукашистами. Публикуем избранные цитаты из интервью.
О культуре войны
Мы — люди войны. Это вся наша культура. Говорят о великой русской культуре, но главное в этой «великой русской культуре» — это культура войны. Я помню свое поколение, даже поколение моей внучки, которой сейчас 17 лет… Их учат убивать и умирать. Другого нет. Это главный наш опыт.
О жестокости
Сейчас, когда началась война, больше всего меня поразила, конечно, эта совершенно непостижимая жестокость.
Сначала с этой жестокостью я столкнулась, когда стала писать книгу о нашей белорусской революции. С первых дней нашлись люди, которые своих же сограждан, своих же одноклассников, однокурсников ловили и делали из них кусок мяса. Когда мне показывали фотографии людей, которых привозила скорая помощь, вы знаете, я поняла, что тысячи, миллионы книг ничего не сделали с человеком.
О культуре насилия
Вся наша культура, она не основана на любви. И мы же видим это. Насилие — это не только военная операция. Это и домашнее насилие, и дворовое насилие. Очень много разновидностей насилия, и я думаю, мы выросли в этой культуре. Наверное, родители даже не до конца это осознали.
Об участии Беларуси в войне
Стыдно, очень стыдно. Но я понимаю, что наша Беларусь оккупирована. Это не та отдельная страна, ее нет, это часть России. И кто там президент? Не Лукашенко. Президент — Путин.
И если революция была так жестоко и унизительно разогнана, то народ, конечно, спрятался у себя. И часть народа вообще замолчала или присоединилась к Лукашенко. И поэтому мы ничего не можем сделать. Что я могла бы сделать, если бы я была там? Я была бы как наш лауреат Нобелевской премии мира Алесь Беляцкий, я была бы тоже на Окрестина. Из-за моих лет и болезней меня хватило бы совсем ненадолго. А это тоже глупо совсем. Если я напишу книгу, я сделаю больше. И так все.
О разговорах с лукашистами и путинистами
Когда я писала книги, я находила силы даже общаться с охранниками лагерей. Знаете, я писатель. А что такое писатель? Это честно мыслящий человек. Меня мучает то, что я не нашла ответов. Я ищу эти ответы. Это моя профессия. Это моя жизнь, моя работа. Если я вмешаюсь в разговор и начну навязывать свой взгляд, он может и припрятаться, может как-то временно видоизмениться, может, ему будет стыдно передо мной или что-то другое. Поэтому я всегда даю человеку волю, волю, чтобы он сказал, кто он такой, чтобы он кричал свою правду.
Об Украине
Я преклоняюсь перед украинскими солдатами. Я видела кадры, как везут рефрижераторы с погибшими героями, и все люди выбегают и на коленях стоят вдоль дороги. Мне бабушка рассказывала, что есть такой обычай.
Я думаю, что, хотя мое детство и юность связаны с Украиной, я не знала украинцев, я не знала, что это за народ. Один украинец говорил мне: «Ну почему вы боитесь? Вот мы идем и умираем. А почему у вас кто разъехался, кто спрятался? Почему вы не идете и не умираете?» Я не знала, что ему ответить.
О русском фашизме
Мы имеем дело с русским фашизмом. И если посмотреть на тридцатые годы, почитать, что говорил Гитлер о Польше, о Чехословакии, все очень похоже, все ужасно похоже, и мы знаем, как это заразительно, как это может охватить весь мир.
Надо не бояться честно сказать, что мы столкнулись с фашизмом. И вопрос: почему он снова возвращается к нам? Почему человек не может ему противостоять? Вот эти вопросы, на которые я пытаюсь ответить в своей книге.
О новой книге
Мне часто говорят, Света, нужна книга. Я должна написать эту книгу. Но эта книга должна быть не только о наших страданиях. Эта книга должна быть глубже — о человеческой природе, о несовершенстве человека, о том, что, может, мы как-то оказались слишком малы для слова «свобода», слишком неготовы для слова «свобода», ведь мы никогда не были свободны, у нас нет этого опыта жизни. У нас только один опыт — стрелять друг в друга.